Столкнувшись со смертью, я проснулся для жизни
Шрихара — Майкл Дж. Чилле — США
Рак – это будильник, который трудно игнорировать: его не выключишь, не закинешь куда-нибудь подальше и не продолжишь спать.
Впервые я услышал о Свами от Мадхеви в 2002 году. Мы с ней подружились, когда она, будучи научным сотрудником, приехала в клинику на север Швейцарии, где я провел 4 недели на лечении рака. Она сказала, что в конце месяца Свами будет в Тичино, что на юге Швейцарии. Она довольно путанно объяснила, как туда добраться. А в это время обе мои дочки уже сильно соскучились по мне, да и сам я очень устал, поэтому просто хотел вернуться домой в США. Но я не забыл про Свами: было что-то чарующее в его глазах на фотографии с листовки.
В 2003 году я снова поехал в Швейцарию на лечение. И вновь я был так близок к нему и к моим будущим братьям и сестрам, но еще не знал об этом.
Через четыре года, сидя у себя дома в штате Род-Айленд, я спонтанно открыл журнал по йоге, который никогда до этого не читал. И там был он — Свами. Он собирался приехать в Нью-Йорк, в знакомое мне место. Это было словно возвращение домой во многих смыслах. Я связался с Мадхеви, и оказалось, что она тоже будет там.
Когда Свами вошел, энергия в комнате изменилась. Его голос очаровывал. Окунувшись в океан спокойствия, я ощутил, как знакомая мне жизнь ускользает от меня.
На следующий день во время интервью мы говорили со Свами о моем решении стать монахом в шестилетнем возрасте, о вступлении в религиозный орден в восемнадцать лет и о выходе из него годами позже, о раке и Архангеле Михаиле. Он убедил меня, что рак больше «не будет проблемой». Позже, глядя на Гудзон, Свами сказал, что не очень любит Нью-Йорк. Еще он заметил небольшую, но глубокую ранку у меня на руке и, улыбаясь, несколько раз провел чем-то невидимым по ранке. Я тонул в его глазах и в какой-то момент спросил, является ли он моим гуру. «Слушай свое сердце», — все, что он ответил, хитро подмигнув.
Вернувшись домой, я сделал небольшой алтарь, рядом с кроватью поставил его фотографию и начал использовать вибхути, когда считал необходимым. В своем уме и сердце я разговаривал со Свами. Казалось, я никогда не слышал его ответов, но этого было достаточно.
Встреча со Свами состоялась в апреле. А уже в июле моя жизнь, какой я ее знал до этого, снова подошла к концу и совсем не в мягкой форме. Я вернулся в Нью-Йорк на очередное ультразвуковое обследование, которое я делаю каждые шесть месяцев на протяжении последних пяти лет. Я ожидал услышать те же новости, что слышу каждые четыре-шесть месяцев, что рак медленно, но увеличивается и что все, что я делаю, чтобы справиться с ним как с хроническим заболеванием, все ещё действует.
Вместо этого я узнал, что опухоль дала метастазы в лимфатическую систему. Мне посоветовали как можно скорее поехать в Голландию, чтобы сделать особую магнитно-резонансную томографию. Это бы точно показало область распространения рака и помогло определить соответствующее лечение. Уже на протяжении несколько месяцев Голландия странным образом присутствовала в моей жизни.
Услышав такие новости, я долго ошеломлённо бродил по городу, прежде чем отправиться в Нью-Джерси, чтобы повидаться с отцом. Ему почти девяносто лет, и он все ещё живет самостоятельно, но теперь он ребенок, а я родитель. Я солгал ему, сказав, что ситуация с раком не изменилась. У меня в голове все еще не укладывались последние новости.
Рак предстательной железы с метастазами не поддается лечению. С медицинской точки зрения, это начало конца. Вопреки тому, что я никогда не верил, что умру от рака, и Свами подтвердил это, было невозможно объединить эту давнюю веру с таким поворотом развития болезни. Я знал: Свами не оставит меня. Я знал: он поможет мне найти способ исцелиться, который подвластен только Богу. Единственный оставшийся для меня вариант — это духовный путь. Это было своего рода облегчением.
В августе я приехал в Неймеген, городок в восточной части Голландии, который к моему удивлению оказался совсем рядом с Германией и ашрамом Свами. Результаты МРТ оказались хуже, чем ожидалось, за что два добросердечных врача великодушно извинились. Ай-ай-ай! Все было как будто во сне. Я чувствовал себя одиноким, но не безнадежным. Мне надо было снова увидеть Свами.
С самого начала я верил, что рак должен пробудить в моем «Я» меня. Это было бы смертью и возрождением моего духа. Он сильнее и настойчивее, чем когда-либо вернул меня на духовный путь.
К 58 годам уже как сорок лет я не был в стенах монастыря. С раннего детства я знал, что должен исполнять волю Бога. Пока я не перешел 20-летний рубеж, мне было совершенно ясно, что моя цель — стать священником-учителем-советником. К тридцати годам после двух лет обучения мне дали духовный сан и определили в церковь, объединяющую в себе все религии. Разочарованный этим фактом, я стал изучать рукоположение в Англиканской и Унитарной церквях, посетил монахов траппистов, изучал дзен, исследовал метафизический мир и многие годы посещал центр Крипалу в Массачусетсе, который за это время превратился в ашрам с тремя сотнями монахов и монахинь.
Но все же меня что-то привлекало в индуизме. Мне нравилась их музыка, песнопения и танцы. И хотя я неплохо разбирался в мифологии, многое из этой религии мне казалось странным. Я никогда не видел себя рядом с гуру. Может, мне не хватало веры и доверия, или я попросту мало ел карри. Шло время, растущая семья, престарелые родители с обеих сторон и управление бизнесом все больше отдаляли меня от духовной практики. В конце августа 2006 года я приехал в Штеффенсхоф. Свами был там, и во Фрайбурге был назначен семинар по мудрам. Мадхеви собиралась на него пойти, она была проводником моей растущей связи со Свами. Каждый день в ашраме и на семинаре, мне казалось, что я встречаю ещё одного старого друга. Несомненно, я нашел свою духовную семью. Это было опьяняюще, и ноги с трудом касались земли.